Интервью с редактором Михаила Гаспарова Алевтиной Зотовой
диалог
Маргарита Задеева / 15 июня 2022
За плечами многих крупных ученых и писателей стояли незримые помощники. У кого-то это были люди из ближнего круга: дети, супруги, друзья. Для выдающегося филолога-классика Михаила Леоновича Гаспарова таким человеком была его супруга — Алевтина Михайловна Зотова, которой он нередко посвящал свои книги. Много лет она помогала Михаилу Леоновичу, выступая в роли редактора его книг, а после его смерти стала заботливым хранителем его архива. Мы встретились с Алевтиной Михайловной и попросили ее рассказать подробнее о том, как они вместе работали над книгами.
— Читателям всегда интересно заглянуть в кабинет писателя и посмотреть, как происходит процесс написания книги. Вы помните то время, когда Михаил Леонович писал «Занимательную Грецию»?
— Вы знаете, мне трудно ответить на этот вопрос, потому что Михаил Леонович писал везде: и в автобусах, и в троллейбусах. Каждый раз, когда у него появлялась свободная минутка, он искал, куда бы притулиться, и что-нибудь писал в своих записных книжечках. Увидеть, как он сидит за рабочим столом и пишет можно было очень редко. Только когда нужно было сидеть за пишущей машинкой, ведь компьютеров в те годы еще не было. Поскольку он писал всю жизнь, эта картина была для меня довольно привычной. Он писал свои заметки, а я, следом за ним, читала их. Но при подготовке к выходу первого подарочного издания масса сил, конечно, ушла на то, чтобы собрать все иллюстрации. Тогда, правда, правила полегче были: можно было фотографировать экспонаты в музеях (по законам о музейном праве 1996 года издательства обязаны запрашивать разрешение на публикации фотографий музейных объектов у музеев. — Прим. ред.).
— Получается, что готовить к публикации книгу было тяжелее, чем писать?
— Да, конечно, ведь она столько времени просто лежала, полностью готовая. Возможно, вы не помните ту эпоху, но для меня в целом удивительно, что она хоть в каком-то виде была напечатана (Рукопись книги была закончена в 1980 году и более 15 лет пролежала в издательстве «Детгиз» (никак не могли подобрать нужных иллюстраций) до своей первой публикации в 1995 году. — Прим. ред.). Времена были непростые: то издательства выселяли из помещений, то еще что-нибудь происходило. Рукопись побывала в четырех или пяти издательствах. У некоторых даже не было своего помещения, и приходилось решать все вопросы и согласовывать правку в вестибюле Ленинской библиотеки или даже в метро, прерываясь на время шума каждого проезжавшего поезда. Занималась этим в основном я, после основной работы. Мы с мужем сами стали подбирать иллюстрации из всех доступных книг, добывали фото музейных греческих ваз и пр., находили специалистов, которые делали черно-белые и цветные слайды. С остальным оформлением (буквицы, концовки, шмуцтитулы) нам помогала замечательная художница Татьяна Ивановна Алексеева. Всего набралось более 300 иллюстраций, но основная их часть, к сожалению, не вошла в книгу (за исключением двух подарочных изданий, выпущенных позже издательством «Фортуна Лимитед»). Они лежат у меня где-то до сих пор. Наконец в 1995 году многострадальную «Занимательную Грецию» удалось издать совместными усилиями «Греко-латинского кабинета Ю. А. Шичалина» и издательства «Новое литературное обозрение», но только с простейшими графическими рисунками и собственноручно начерченными Михаилом Леоновичем картами. Впоследствии книга неоднократно (более 15 раз) переиздавалась «Новым литературным обозрением» (НЛО) и другими издательствами, включая зарубежные.
— Кто придумал название книги — «Занимательная Греция»? Рассматривались ли какие-то другие варианты?
— Михаил Леонович сразу назвал ее именно так. Просто по аналогии с «Занимательной физикой». «Занимательной психологии», по-моему, тогда еще не было — она позже вышла.
Но, в общем, это был в какой-то мере стандарт того времени, который всех устраивал.
— Сколько лет заняло написание книги? Михаил Леонович параллельно работал сразу над несколькими произведениями?
— Трудно вспоминать отдельные даты, потому что за свою жизнь Михаил Леонович написал очень много книг. Он работал над разными научными трудами, это было его основной работой, а материалы к «Занимательной Греции» записывал, скорее, для развлечения. У него были выписаны какие-то анекдоты, отдельные фразы, что-то еще. Потом он ими еще делился на лекциях со студентами.
— Получается, что некоторым студентам так повезло, что они услышали фрагменты, которые вошли в книгу еще до того, как она была дописана?
— Да, еще до публикации книги он читал свои записи на лекциях, на которые всегда сбегались студенты со всех курсов. Очень многие приходили, чтобы его послушать. Кстати, так же было и у Аверинцева. Михаил Леонович ведь еще сильно заикался, ему трудно было говорить с другими людьми — либо отводил глаза, чтобы не видеть собеседника, либо читал с листа вслух. Делал он это, кстати, очень хорошо. Поэтому во время лекций он всегда пользовался своими записями. Интересно, что со мной он почему-то не заикался. Я даже долгое время не знала об этой его особенности, хотя заикался он с детства. А узнала совершенно случайно, когда услышала, как он разговаривает с другими людьми.
— Вы выступали в роли редактора этой книги. Как Михаил Леонович относился к правкам, которые вы предлагали?
— Я редактировала большинство его книг, хотя, признаюсь, он и сам хорошо писал. С большей частью правок он соглашался. Мы всегда обсуждали все изменения, и обычно он не спорил.
— Это удивительно, потому что многие современные авторы, даже не обладая таким уровнем эрудированности, как Михаил Леонович, болезненно относятся к правкам.
— Вы верно подметили. Я много лет проработала редактором и за это время видела разных авторов. Поэтому прекрасно знаю, как сложно бывает с ними работать. Можно сказать, что Михаил Леонович был моим любимым автором.
— Я заметила, что чем меньше автор знает русский язык, тем сильнее он сопротивляется правкам.
— Да, сначала я работала в военном издательстве. Там были именно такие авторы: во-первых, совершенно безграмотные, во-вторых, невероятно упрямые. И там ваша теория подтверждалась ежедневно. Переубедить их в чем-то было невозможно. Они не давали исправить даже элементарную грамматическую ошибку. Я показывала им классические словари, а они отвечали, что Ушаков (проф. Д. Н. Ушаков. — Прим. ред.) для них не указ и они лучше знают, как пишется то или иное слово.
— У вас с Михаилом Леоновичем не возникало дискуссий о том, как лучше сделать тот или иной отрывок?
— Нет, мне нравилось, как он писал. Иногда мы передвигали какие-то фрагменты текста, но сильных разногласий не было. Повторюсь, он принимал все правки легко.
— Существует история о том, как Михаил Леонович впервые приехал в Грецию. Будто ему предложили показать окрестности, а он в ответ сказал, что сам все знает и может провести экскурсию.
— Да, он прекрасно там ориентировался. Мы впервые попали в Грецию поздно, только в 2003 году. Михаил Леонович начал ездить в заграничные командировки только в 90-х годах. До этого он никуда не ездил, нигде не бывал. Несмотря на то, что Рим он знал лучше, чем Афины, сопровождающие все равно ходили за ним с раскрытым ртом. Впрочем, эта поездка не была исключением. Когда он в Москве так же водил по музеям детей целыми стаями, к ним всегда подтягивались остальные посетители и слушали его рассказы. Тамошние экскурсоводы, по-моему, ревновали, а смотрительницы залов уже знали его в лицо. Так что, когда он ходил по Риму, всегда мог показать место, на котором раньше можно было увидеть какой-нибудь не сохранившийся храм, периодически останавливался и говорил: «А вот отсюда, с этого самого места, Саламин был виден».
— То, что вы рассказываете, удивительно. Сейчас немногие могут похвастаться тем, что узнали столько о городе, исключительно читая книги, и тем более что умеют хорошо ориентироваться в нем, фактически приехав туда впервые.
— Михаил Леонович очень сроднился с этими местами, изучая их по книгам и картам. Помню, в нашем доме однажды появилась очень хорошая книга, потом он подарил ее кому-то. Книга была издана так, что на обычную страницу с изображением современного города сверху накладывалась прозрачная, на которой располагалось изображение очертаний старого города. Было очень хорошо видно, как на фоне старых городов вырастали новые, и наоборот. К сожалению, у меня не сохранилось той книги, и я не помню, как она к нам попала. Михаил Леонович всегда легко ориентировался в тех городах, о которых что-то знал, хотя и путешествовал по другим странам немного, как правило, ездил читать лекции. В Афинах он вообще себя чувствовал дома.
— У вас не было соблазна переехать в Афины?
— В то время мы об этом не думали. Кстати, позднее, в 2003 году, когда мы туда поехали, я взяла с собой несколько экземпляров «Занимательной Греции», первое подарочное издание, которое вышло как раз накануне — в 2002 году. Издание было достаточно наглядным, с картинками. Эти книги местные экскурсоводы буквально вырывали из рук, говорили, что будут по ним экскурсии водить. Очень жалели, что я привезла так мало.
В то время, когда мы готовили первое издание книги, компьютера у нас еще не было. Мы сидели дома с художником и техническим редактором, двигали текст буквально по одной буковке и долго работали над макетом, добиваясь, чтобы весь текст поместился и выглядел красиво. Это, конечно, такая огромная работа! В первом издании каждая глава начиналась с буквицы и завершалась концовкой, нарисованными художником.
— Как строился процесс создания книги? Вы перепечатывали все из блокнотов?
— Михаил Леонович писал микроскопическим почерком, карандашом, иногда в совершенно диких условиях и неподходящих для этого местах. Потом все это надо было перепечатывать. Многие тексты он перепечатывал сам, на своей пишущей машинке.
— У вас не сохранилось блокнотов с записями?
— Осталось, но совсем немного. Михаилу Леоновичу часто задавали вопросы, когда же будет «Занимательный Рим». Он отвечал, что не будет, поскольку эту книгу нужно писать в другом стиле и так далее. Но после его смерти я нашла среди записных книжек и его стихи, и то, что он записывал, посчитав это интересным. Мне на глаза попалась небольшая тетрадка, маленький блокнотик для записи английских слов, раньше еще у школьников были такие. Он был исписан весь, вдоль, поперек и наискосок. В этом блокноте я и нашла начало книги «Занимательный Рим», которое легло в основу книги «Капитолийская волчица». Работать с этим материалом было очень трудно, потому что за 40 лет карандаш прилично стерся и разобрать записи оказалось непросто. Сначала приходилось листы фотографировать, потом увеличивать и уже затем пытаться расшифровать. Оказалось, что собранного материала хватит на целую книжку. С его архивом вообще сложно работать, потому что все было вперемешку, на каких-то отдельных листочках.
— Для многих читателей увлечение Грецией началось с книги Михаила Леоновича, а кто открыл Грецию для Михаила Леоновича?
— Михаил Леонович в детстве очень часто болел и много читал. В достаточно юном возрасте он прочитал Николая Куна, потом еще кого-то. Тогда он этим и увлекся. Потом Михаил Леонович поступил на филфак МГУ (античное отделение), собираясь заниматься этим всю жизнь. Он ведь сначала был в основном античником, потом уже стиховедом, а все эти книги были побочным продуктом. Последние десять лет он занимался в основном лингвистикой стиха. Было много неопубликованных работ на эту тему. В течение пяти лет я собирала информацию по всем источникам, получился целый том. Кстати, из-за того, что Михаил Леонович так вот хаотично обращался со всеми своими рукописями, вышла неловкая ситуация. Я нашла у него тетрадку с записями по лингвистике стиха, в которой была одна статья с исправлениями, сделанными его рукой. Я без сомнений включила ее в книгу, но, как потом оказалось, статья была чужая, а Михаилу Леоновичу ее прислали для редактуры. Получилось очень неудобно, я потом долго всячески извинялась перед настоящим автором, с которым, по счастливой случайности, оказалась знакома лично.
Подробнее об истории создания этой книги рассказал сам Михаил Леонович в своем выступлении на презентации первого подарочного издания «Занимательной Греции» в 2002 году. Думаю, читателям это будет интереснее, чем интервью со мной:
— Вы знаете, мне трудно ответить на этот вопрос, потому что Михаил Леонович писал везде: и в автобусах, и в троллейбусах. Каждый раз, когда у него появлялась свободная минутка, он искал, куда бы притулиться, и что-нибудь писал в своих записных книжечках. Увидеть, как он сидит за рабочим столом и пишет можно было очень редко. Только когда нужно было сидеть за пишущей машинкой, ведь компьютеров в те годы еще не было. Поскольку он писал всю жизнь, эта картина была для меня довольно привычной. Он писал свои заметки, а я, следом за ним, читала их. Но при подготовке к выходу первого подарочного издания масса сил, конечно, ушла на то, чтобы собрать все иллюстрации. Тогда, правда, правила полегче были: можно было фотографировать экспонаты в музеях (по законам о музейном праве 1996 года издательства обязаны запрашивать разрешение на публикации фотографий музейных объектов у музеев. — Прим. ред.).
— Получается, что готовить к публикации книгу было тяжелее, чем писать?
— Да, конечно, ведь она столько времени просто лежала, полностью готовая. Возможно, вы не помните ту эпоху, но для меня в целом удивительно, что она хоть в каком-то виде была напечатана (Рукопись книги была закончена в 1980 году и более 15 лет пролежала в издательстве «Детгиз» (никак не могли подобрать нужных иллюстраций) до своей первой публикации в 1995 году. — Прим. ред.). Времена были непростые: то издательства выселяли из помещений, то еще что-нибудь происходило. Рукопись побывала в четырех или пяти издательствах. У некоторых даже не было своего помещения, и приходилось решать все вопросы и согласовывать правку в вестибюле Ленинской библиотеки или даже в метро, прерываясь на время шума каждого проезжавшего поезда. Занималась этим в основном я, после основной работы. Мы с мужем сами стали подбирать иллюстрации из всех доступных книг, добывали фото музейных греческих ваз и пр., находили специалистов, которые делали черно-белые и цветные слайды. С остальным оформлением (буквицы, концовки, шмуцтитулы) нам помогала замечательная художница Татьяна Ивановна Алексеева. Всего набралось более 300 иллюстраций, но основная их часть, к сожалению, не вошла в книгу (за исключением двух подарочных изданий, выпущенных позже издательством «Фортуна Лимитед»). Они лежат у меня где-то до сих пор. Наконец в 1995 году многострадальную «Занимательную Грецию» удалось издать совместными усилиями «Греко-латинского кабинета Ю. А. Шичалина» и издательства «Новое литературное обозрение», но только с простейшими графическими рисунками и собственноручно начерченными Михаилом Леоновичем картами. Впоследствии книга неоднократно (более 15 раз) переиздавалась «Новым литературным обозрением» (НЛО) и другими издательствами, включая зарубежные.
— Кто придумал название книги — «Занимательная Греция»? Рассматривались ли какие-то другие варианты?
— Михаил Леонович сразу назвал ее именно так. Просто по аналогии с «Занимательной физикой». «Занимательной психологии», по-моему, тогда еще не было — она позже вышла.
Но, в общем, это был в какой-то мере стандарт того времени, который всех устраивал.
— Сколько лет заняло написание книги? Михаил Леонович параллельно работал сразу над несколькими произведениями?
— Трудно вспоминать отдельные даты, потому что за свою жизнь Михаил Леонович написал очень много книг. Он работал над разными научными трудами, это было его основной работой, а материалы к «Занимательной Греции» записывал, скорее, для развлечения. У него были выписаны какие-то анекдоты, отдельные фразы, что-то еще. Потом он ими еще делился на лекциях со студентами.
— Получается, что некоторым студентам так повезло, что они услышали фрагменты, которые вошли в книгу еще до того, как она была дописана?
— Да, еще до публикации книги он читал свои записи на лекциях, на которые всегда сбегались студенты со всех курсов. Очень многие приходили, чтобы его послушать. Кстати, так же было и у Аверинцева. Михаил Леонович ведь еще сильно заикался, ему трудно было говорить с другими людьми — либо отводил глаза, чтобы не видеть собеседника, либо читал с листа вслух. Делал он это, кстати, очень хорошо. Поэтому во время лекций он всегда пользовался своими записями. Интересно, что со мной он почему-то не заикался. Я даже долгое время не знала об этой его особенности, хотя заикался он с детства. А узнала совершенно случайно, когда услышала, как он разговаривает с другими людьми.
— Вы выступали в роли редактора этой книги. Как Михаил Леонович относился к правкам, которые вы предлагали?
— Я редактировала большинство его книг, хотя, признаюсь, он и сам хорошо писал. С большей частью правок он соглашался. Мы всегда обсуждали все изменения, и обычно он не спорил.
— Это удивительно, потому что многие современные авторы, даже не обладая таким уровнем эрудированности, как Михаил Леонович, болезненно относятся к правкам.
— Вы верно подметили. Я много лет проработала редактором и за это время видела разных авторов. Поэтому прекрасно знаю, как сложно бывает с ними работать. Можно сказать, что Михаил Леонович был моим любимым автором.
— Я заметила, что чем меньше автор знает русский язык, тем сильнее он сопротивляется правкам.
— Да, сначала я работала в военном издательстве. Там были именно такие авторы: во-первых, совершенно безграмотные, во-вторых, невероятно упрямые. И там ваша теория подтверждалась ежедневно. Переубедить их в чем-то было невозможно. Они не давали исправить даже элементарную грамматическую ошибку. Я показывала им классические словари, а они отвечали, что Ушаков (проф. Д. Н. Ушаков. — Прим. ред.) для них не указ и они лучше знают, как пишется то или иное слово.
— У вас с Михаилом Леоновичем не возникало дискуссий о том, как лучше сделать тот или иной отрывок?
— Нет, мне нравилось, как он писал. Иногда мы передвигали какие-то фрагменты текста, но сильных разногласий не было. Повторюсь, он принимал все правки легко.
— Существует история о том, как Михаил Леонович впервые приехал в Грецию. Будто ему предложили показать окрестности, а он в ответ сказал, что сам все знает и может провести экскурсию.
— Да, он прекрасно там ориентировался. Мы впервые попали в Грецию поздно, только в 2003 году. Михаил Леонович начал ездить в заграничные командировки только в 90-х годах. До этого он никуда не ездил, нигде не бывал. Несмотря на то, что Рим он знал лучше, чем Афины, сопровождающие все равно ходили за ним с раскрытым ртом. Впрочем, эта поездка не была исключением. Когда он в Москве так же водил по музеям детей целыми стаями, к ним всегда подтягивались остальные посетители и слушали его рассказы. Тамошние экскурсоводы, по-моему, ревновали, а смотрительницы залов уже знали его в лицо. Так что, когда он ходил по Риму, всегда мог показать место, на котором раньше можно было увидеть какой-нибудь не сохранившийся храм, периодически останавливался и говорил: «А вот отсюда, с этого самого места, Саламин был виден».
— То, что вы рассказываете, удивительно. Сейчас немногие могут похвастаться тем, что узнали столько о городе, исключительно читая книги, и тем более что умеют хорошо ориентироваться в нем, фактически приехав туда впервые.
— Михаил Леонович очень сроднился с этими местами, изучая их по книгам и картам. Помню, в нашем доме однажды появилась очень хорошая книга, потом он подарил ее кому-то. Книга была издана так, что на обычную страницу с изображением современного города сверху накладывалась прозрачная, на которой располагалось изображение очертаний старого города. Было очень хорошо видно, как на фоне старых городов вырастали новые, и наоборот. К сожалению, у меня не сохранилось той книги, и я не помню, как она к нам попала. Михаил Леонович всегда легко ориентировался в тех городах, о которых что-то знал, хотя и путешествовал по другим странам немного, как правило, ездил читать лекции. В Афинах он вообще себя чувствовал дома.
— У вас не было соблазна переехать в Афины?
— В то время мы об этом не думали. Кстати, позднее, в 2003 году, когда мы туда поехали, я взяла с собой несколько экземпляров «Занимательной Греции», первое подарочное издание, которое вышло как раз накануне — в 2002 году. Издание было достаточно наглядным, с картинками. Эти книги местные экскурсоводы буквально вырывали из рук, говорили, что будут по ним экскурсии водить. Очень жалели, что я привезла так мало.
В то время, когда мы готовили первое издание книги, компьютера у нас еще не было. Мы сидели дома с художником и техническим редактором, двигали текст буквально по одной буковке и долго работали над макетом, добиваясь, чтобы весь текст поместился и выглядел красиво. Это, конечно, такая огромная работа! В первом издании каждая глава начиналась с буквицы и завершалась концовкой, нарисованными художником.
— Как строился процесс создания книги? Вы перепечатывали все из блокнотов?
— Михаил Леонович писал микроскопическим почерком, карандашом, иногда в совершенно диких условиях и неподходящих для этого местах. Потом все это надо было перепечатывать. Многие тексты он перепечатывал сам, на своей пишущей машинке.
— У вас не сохранилось блокнотов с записями?
— Осталось, но совсем немного. Михаилу Леоновичу часто задавали вопросы, когда же будет «Занимательный Рим». Он отвечал, что не будет, поскольку эту книгу нужно писать в другом стиле и так далее. Но после его смерти я нашла среди записных книжек и его стихи, и то, что он записывал, посчитав это интересным. Мне на глаза попалась небольшая тетрадка, маленький блокнотик для записи английских слов, раньше еще у школьников были такие. Он был исписан весь, вдоль, поперек и наискосок. В этом блокноте я и нашла начало книги «Занимательный Рим», которое легло в основу книги «Капитолийская волчица». Работать с этим материалом было очень трудно, потому что за 40 лет карандаш прилично стерся и разобрать записи оказалось непросто. Сначала приходилось листы фотографировать, потом увеличивать и уже затем пытаться расшифровать. Оказалось, что собранного материала хватит на целую книжку. С его архивом вообще сложно работать, потому что все было вперемешку, на каких-то отдельных листочках.
— Для многих читателей увлечение Грецией началось с книги Михаила Леоновича, а кто открыл Грецию для Михаила Леоновича?
— Михаил Леонович в детстве очень часто болел и много читал. В достаточно юном возрасте он прочитал Николая Куна, потом еще кого-то. Тогда он этим и увлекся. Потом Михаил Леонович поступил на филфак МГУ (античное отделение), собираясь заниматься этим всю жизнь. Он ведь сначала был в основном античником, потом уже стиховедом, а все эти книги были побочным продуктом. Последние десять лет он занимался в основном лингвистикой стиха. Было много неопубликованных работ на эту тему. В течение пяти лет я собирала информацию по всем источникам, получился целый том. Кстати, из-за того, что Михаил Леонович так вот хаотично обращался со всеми своими рукописями, вышла неловкая ситуация. Я нашла у него тетрадку с записями по лингвистике стиха, в которой была одна статья с исправлениями, сделанными его рукой. Я без сомнений включила ее в книгу, но, как потом оказалось, статья была чужая, а Михаилу Леоновичу ее прислали для редактуры. Получилось очень неудобно, я потом долго всячески извинялась перед настоящим автором, с которым, по счастливой случайности, оказалась знакома лично.
Подробнее об истории создания этой книги рассказал сам Михаил Леонович в своем выступлении на презентации первого подарочного издания «Занимательной Греции» в 2002 году. Думаю, читателям это будет интереснее, чем интервью со мной:
Речь М. Л. Гаспарова на презентации подарочного издания «Занимательной Греции» в РГГУ, 2002 год
Эта книга, можно сказать, — отход производства от одной ненаписанной научной работы. Дело было так.
У Мопассана в путевых очерках есть две странички рассуждения: о том, что историю Франции мы помним по изречениям ее королей. Вот Генрих IV сказал: «Хочу, чтобы у каждого крестьянина была курица в супе», и его запомнили, хоть курица у крестьянина и не появилась. Вот Людовик XIV сказал: «Государство — это я», и его тоже все запомнили. А между ними был Людовик XIII, он ничего интересного не сказал и поэтому остался каким-то бледным пятном, хотя при нем были и кардинал Ришелье, и три мушкетера.
Я был очень рад, прочитав это, потому что я тоже запоминал греческую историю главным образом по анекдотам, но думал, что это я один с такой примитивно устроенной памятью. Но я — филолог, мне было интересно, как такие анекдоты с изречениями построены, почему они так хорошо запоминаются. Я стал их собирать, делать выписки, выписок набралась толстая тетрадка. Но научного исследования «Поэтика анекдота» я так и не написал и, вероятно, уже не напишу.
В греческой истории есть период, в котором такие броские эпизоды с сентенциями идут особенно густо: это греко-персидские войны. Их историю написал Геродот. Я попробовал написать сокращенный пересказ Геродота для детей, оставив яркие моменты и убрав промежуточные подробности. Сейчас он издан отдельной книжечкой в издательстве «Согласие». А тогда с этим сочинением я пошел в «Детгиз», дело было тридцать лет назад.
И вот тут начинается моя благодарность четырем добрым женщинам.
Первая была Галина Александровна Дубровская, редактор «Детгиза» по вопросам истории. Она сказала: «Работа хорошая, но я ее не приму, а напишите-ка лучше вот так пересказ всей греческой истории». Пришлось писать. Таким образом, если кому нравится получившаяся книга, то пусть тоже поблагодарит Галину Александровну.
Моя узкая специальность — не Греция, а Рим, поэтому я себя чувствовал не очень уверенно. Мою рукопись я показывал некоторым специалистам по истории, философии, искусствоведению. Каждый говорил: «По моей части, конечно, оставляет желать лучшего, а все остальное очень, очень хорошо».
Тогда я успокоился, потому что этого я и хотел: чтобы с высоты птичьего полета все было хорошо, а вблизи как-нибудь обойдется.
Хороших редакторов в советских издательствах не любили, поэтому, когда я принес готовую рукопись, Дубровская там уже не работала. Рукопись приняли, очень хвалили, и лежала она в «Детгизе» почти двадцать лет. Искали художника. Иллюстрации — вот такие, как в вышедшем издании, — у меня были подобраны; мне казалось, что всего-то и забот — перерисовать их в удобном для воспроизведения виде. Но художникам это казалось ниже их достоинства, хотелось самовыражения. Первый художник был важный, о нем мне сказали: «Он нам „Робинзона Крузо“ иллюстрировал». Он показал мне иллюстрации к «Робинзону Крузо», и я стал тихо молить Бога, чтобы он от моей книги отказался. Обошлось: отказался. Второй художник был пылкий, он испепелял меня за то, что в Греции я не был, и знакомые мои не были, и греческих фотографий у меня нет. Он сам раздобывал большие кучи ярких фотографий из греческих путеводителей, а когда я уныло говорил: «Не годится, этот памятник на пятьсот лет позже», то он негодовал на такое занудное педантство. В конце концов он тоже отказался. Я забрал рукопись из «Детгиза». По тем временам это было дело неслыханное, смотреть на это сбежались все три этажа издательства.
Тут как раз кончилась советская власть, развалилось книжное дело, издавать книги стало рискованно. Рукопись побывала в четырех или пяти издательствах и так и не вышла. Здесь вторая моя благодарность — Ирине Дмитриевне Прохоровой, издательнице НЛО, лучшего нашего филологического журнала. Хотя предмет книги — не такой уж новый и не такой уж литературный, она взяла ее и выпустила в свет при своем журнале. Я немного тревожился: к лицу ли, все-таки книга писалась в расчете на школьников, которые о Древней Греции знают не больше того, что написано в учебнике для 6-го класса. Но за те годы, что книга лежала в «Детгизе», я прочитал по ней много лекций. Сперва студентам, потом повышающим свой уровень преподавателям, и оказалось, что взрослым эти анекдоты не менее интересны, чем школьникам. Когда книга вышла, это подтвердилось: читатели стали ее покупать, спасибо им.
В НЛО книга вышла без картинок. Я предвидел, что с иллюстрациями будет трудно, и с самого начала старался писать так наглядно, чтобы и без картинок было понятно. С цветными рисунками печатать дорого, одно издательство сделало было все цветные слайды, но потом вместо этого предпочло все-таки издать разноцветную поваренную книгу. Мне жаль, что художник этого издания Татьяна Ивановна Алексеева не дожила до сегодняшнего дня. И третья моя благодарность — здесь сидящей Людмиле Петровне Дорофеевой, руководительнице издательства «Фортуна» при организации «Мир культуры», в которой я состою, и Леониду Евгеньевичу Зайцеву, который стал для этой книги именно таким художником, какой ей был нужен. Людмила Петровна имела храбрость взяться за это дорогое издание и имела силы довести его до конца... А четвертая моя благодарность Алевтине Михайловне Зотовой, моей жене, которая все три раза была при этой книге идеальным редактором: если каждое слово в книге стоит на своем месте, то это ее заслуга.
Главным же образом, если книга получилась, то причиной этому сами греки, которые предпочитали запоминать свою историю в виде вот таких выпуклых анекдотов. Это те самые анекдоты от Ромула до наших дней, по которым знал историю и Евгений Онегин. У Мольера в «Смешных жеманницах» один педант хвастается: «Я занят великим делом: я перелагаю всю римскую историю в мадригалы». Ну, а я перелагал всю греческую в анекдоты.
У Мопассана в путевых очерках есть две странички рассуждения: о том, что историю Франции мы помним по изречениям ее королей. Вот Генрих IV сказал: «Хочу, чтобы у каждого крестьянина была курица в супе», и его запомнили, хоть курица у крестьянина и не появилась. Вот Людовик XIV сказал: «Государство — это я», и его тоже все запомнили. А между ними был Людовик XIII, он ничего интересного не сказал и поэтому остался каким-то бледным пятном, хотя при нем были и кардинал Ришелье, и три мушкетера.
Я был очень рад, прочитав это, потому что я тоже запоминал греческую историю главным образом по анекдотам, но думал, что это я один с такой примитивно устроенной памятью. Но я — филолог, мне было интересно, как такие анекдоты с изречениями построены, почему они так хорошо запоминаются. Я стал их собирать, делать выписки, выписок набралась толстая тетрадка. Но научного исследования «Поэтика анекдота» я так и не написал и, вероятно, уже не напишу.
В греческой истории есть период, в котором такие броские эпизоды с сентенциями идут особенно густо: это греко-персидские войны. Их историю написал Геродот. Я попробовал написать сокращенный пересказ Геродота для детей, оставив яркие моменты и убрав промежуточные подробности. Сейчас он издан отдельной книжечкой в издательстве «Согласие». А тогда с этим сочинением я пошел в «Детгиз», дело было тридцать лет назад.
И вот тут начинается моя благодарность четырем добрым женщинам.
Первая была Галина Александровна Дубровская, редактор «Детгиза» по вопросам истории. Она сказала: «Работа хорошая, но я ее не приму, а напишите-ка лучше вот так пересказ всей греческой истории». Пришлось писать. Таким образом, если кому нравится получившаяся книга, то пусть тоже поблагодарит Галину Александровну.
Моя узкая специальность — не Греция, а Рим, поэтому я себя чувствовал не очень уверенно. Мою рукопись я показывал некоторым специалистам по истории, философии, искусствоведению. Каждый говорил: «По моей части, конечно, оставляет желать лучшего, а все остальное очень, очень хорошо».
Тогда я успокоился, потому что этого я и хотел: чтобы с высоты птичьего полета все было хорошо, а вблизи как-нибудь обойдется.
Хороших редакторов в советских издательствах не любили, поэтому, когда я принес готовую рукопись, Дубровская там уже не работала. Рукопись приняли, очень хвалили, и лежала она в «Детгизе» почти двадцать лет. Искали художника. Иллюстрации — вот такие, как в вышедшем издании, — у меня были подобраны; мне казалось, что всего-то и забот — перерисовать их в удобном для воспроизведения виде. Но художникам это казалось ниже их достоинства, хотелось самовыражения. Первый художник был важный, о нем мне сказали: «Он нам „Робинзона Крузо“ иллюстрировал». Он показал мне иллюстрации к «Робинзону Крузо», и я стал тихо молить Бога, чтобы он от моей книги отказался. Обошлось: отказался. Второй художник был пылкий, он испепелял меня за то, что в Греции я не был, и знакомые мои не были, и греческих фотографий у меня нет. Он сам раздобывал большие кучи ярких фотографий из греческих путеводителей, а когда я уныло говорил: «Не годится, этот памятник на пятьсот лет позже», то он негодовал на такое занудное педантство. В конце концов он тоже отказался. Я забрал рукопись из «Детгиза». По тем временам это было дело неслыханное, смотреть на это сбежались все три этажа издательства.
Тут как раз кончилась советская власть, развалилось книжное дело, издавать книги стало рискованно. Рукопись побывала в четырех или пяти издательствах и так и не вышла. Здесь вторая моя благодарность — Ирине Дмитриевне Прохоровой, издательнице НЛО, лучшего нашего филологического журнала. Хотя предмет книги — не такой уж новый и не такой уж литературный, она взяла ее и выпустила в свет при своем журнале. Я немного тревожился: к лицу ли, все-таки книга писалась в расчете на школьников, которые о Древней Греции знают не больше того, что написано в учебнике для 6-го класса. Но за те годы, что книга лежала в «Детгизе», я прочитал по ней много лекций. Сперва студентам, потом повышающим свой уровень преподавателям, и оказалось, что взрослым эти анекдоты не менее интересны, чем школьникам. Когда книга вышла, это подтвердилось: читатели стали ее покупать, спасибо им.
В НЛО книга вышла без картинок. Я предвидел, что с иллюстрациями будет трудно, и с самого начала старался писать так наглядно, чтобы и без картинок было понятно. С цветными рисунками печатать дорого, одно издательство сделало было все цветные слайды, но потом вместо этого предпочло все-таки издать разноцветную поваренную книгу. Мне жаль, что художник этого издания Татьяна Ивановна Алексеева не дожила до сегодняшнего дня. И третья моя благодарность — здесь сидящей Людмиле Петровне Дорофеевой, руководительнице издательства «Фортуна» при организации «Мир культуры», в которой я состою, и Леониду Евгеньевичу Зайцеву, который стал для этой книги именно таким художником, какой ей был нужен. Людмила Петровна имела храбрость взяться за это дорогое издание и имела силы довести его до конца... А четвертая моя благодарность Алевтине Михайловне Зотовой, моей жене, которая все три раза была при этой книге идеальным редактором: если каждое слово в книге стоит на своем месте, то это ее заслуга.
Главным же образом, если книга получилась, то причиной этому сами греки, которые предпочитали запоминать свою историю в виде вот таких выпуклых анекдотов. Это те самые анекдоты от Ромула до наших дней, по которым знал историю и Евгений Онегин. У Мольера в «Смешных жеманницах» один педант хвастается: «Я занят великим делом: я перелагаю всю римскую историю в мадригалы». Ну, а я перелагал всю греческую в анекдоты.