Интервью
с Гасаном гусейновым
диалог
Дарья Сычугова / 10 ноября 2023
Имя Михаила Леоновича Гаспарова давно стало легендой в мире академической науки и популяризации научного знания благодаря его книгам об Античности, полюбившимся читателям самых разных возрастов.
Мы побеседовали с доктором филологических наук Гасаном Гусейновым, которому довелось в течение шести лет (1984−1990) работать с Михаилом Гаспаровым в античном секторе Института мировой литературы, попросили его рассказать о том, каким ему запомнился Михаил Леонович в работе и в личном общении. Неожиданно для себя познакомились с невероятно трогательной, но, увы, не вышедшей статьей о Гаспарове, которую наш собеседник готовил для энциклопедии по современной русской культуре.
— Гасан Чингизович, были ли Вы знакомы с Михаилом Леоновичем Гаспаровым до прихода в ИМЛИ? Помните ли вашу первую встречу или беседу?
— Совсем первую встречу не помню, потому что с начала 1970-х два имени были на устах у всех — Аверинцева и Гаспарова, и когда именно я впервые их обоих увидел, — не записал. Оба они работали в античном секторе ИМЛИ, я слушал и читал их издалека, а первый разговор с Михаилом Леоновичем отлично помню: он состоялся в вестибюле Ленинки (ныне РГБ) весной 1979 года и касался моих переводов для сборника «Олимпийский огонь», которые Михаил Леонович раскритиковал как «преждевременные». Подготовивший сборник прекрасный поэт Владимир Бурич, наоборот, считал, что это придирки. Сейчас я думаю, что прав был Гаспаров, а не Бурич. В дальнейшем мы, конечно, много общались на заседаниях сектора античной литературы, но больше — записками, которые друг другу писали во время этих заседаний.
— Каким Вам запомнился Михаил Леонович (в работе, в личном общении)?
—  Михаил Леонович был одержим работой. Мне кажется, он делил людей на тех, кто выполняет свой долг, и на тех, кто отлынивает. Разумеется, он никогда этого не произносил вслух, во всяком случае при мне, но он совершенно преображался, когда обнаруживал, что собеседник старается делать свою работу с полной отдачей. Речь я веду о второй половине 1980-х годов. В течение двух с небольшим лет у меня из-за травмы не было голоса. Я перестал преподавать и засел за книгу об Аристофане. Как раз на первые годы моей работы в ИМЛИ (1984−1990) выпало самое интенсивное письменное общение на заседаниях сектора или переписка. К сожалению, сохранилась только малая часть записок Михаила Леоновича, и я от греха подальше сдал этот остаток в архив, так что вот прямо сейчас не могу процитировать кое-что буквально. Но зато помню общую атмосферу этой переписки. Гаспаров видел в собеседнике человека, который мог бы быть его продолжением, а свою задачу видел в том, чтобы по мере сил внушить адресату полезное знание, которого собеседнику не хватало.
В коротком разговоре трудно передать атмосферу тех лет. Сарказм и иронию, когда Михаил Леонович, отвечая на вопрос о чьей-нибудь рукописи, говорил: «Да-да, возьмусь за это с недели на неделю». Услышать эдакое от человека, работавшего, как теперь говорят, 24/7, было, наверное, очень обидно. В нашем общении такого не было совсем, хотя после моего отъезда из Москвы в 1990 году почти все связи надолго прервались: тогда еще звучали отголоски старого советского отношения, и человек, уехавший за границу, для оставшихся как бы умирал.
— Расскажите, пожалуйста, о совместной работе с Михаилом Леоновичем, например над сборником статей «Античная поэтика», для которого Вы подготовили статью «Типология античной мифографии».
— Для сборника я подготовил, помимо текста, еще и перевод Фульгенция, который Михаил Леонович горячо одобрил, но сказал, что жалко его целиком помещать в сборник, а лучше отдать в «Вестник древней истории». Но в «Вестнике» он так и не вышел, хотя Михаил Леонович написал очень хорошую рецензию. Что касается самой статьи, то у нее была еще и прикладная задача. Михаил Леонович думал о некой подсерии изданий в «Литпамятниках» (мифографические трактаты, астрологические толкования сновидений и тому подобная маргинальная литература). Но из этой затеи ничего не вышло.
— Гасан Чингизович, в послесловии к «Капитолийской волчице» Вы вспоминаете слова Михаила Леоновича из разговора 1980-х годов:
«…теперь нужно думать о перепаковке нашего знания об античной культуре для всё более освобождающегося от классического образования поколения». В это время рукопись первой научно-популярной книги Гаспарова «Занимательная Греция» уже была готова и до 1995 года ждала своей публикации. Были ли Вы тогда знакомы с «Занимательной Грецией» или ее фрагментами? Помните ли Вы, как в Институте происходило обсуждение текста? Может, сохранились воспоминания, рассказы коллег?
— Никакого обсуждения на секторе, по-моему, не было. Обсуждались так называемые плановые работы сектора, а то, что делали коллеги для души или для заработка, было частным делом каждого. Но вот что было, так это разговоры о сравнительной ценности трех частей советских академических изданий: перевод текста, послесловие, комментарии. Сам я был, наверное, представителем последнего поколения читателей, которые начинали чтение книги не с текста, а с комментария. А для Гаспарова и Аверинцева этот способ чтения и вовсе был привычным. Когда к серьезным книгам делали именные и предметные указатели, то чтение начиналось именно с них. И вот однажды, это было в 1988 году, Гаспаров сказал, что хочет написать целую книгу, которая была бы комментарием ко всей античной литературе как к самой жизни. Конечно, у него были прообразы — как книга М. Сергеенко о Риме до Плиния или Плутарха, но на современном русском языке и адресованная подросткам. Было переводное издание П. Гиро «Частная и общественная жизнь греков», и от него тоже отталкивался Михаил Леонович.
— Какую из книг Михаила Леоновича Вы считаете наиболее соответствующей названию «просветительская»?
— Просветительскими являются все изданные Гаспаровым переводы древних авторов в «Литпамятниках». Все его резюме, или просто краткие пересказы литературных произведений. Гаспарова-докладчика я знаю и помню хорошо. А о том, как Михаил Леонович вел семинары, я ничего сказать не могу. Но зато слышу его голос, когда читаю сделанную им сводку фундаментальной книги Генриха Лаусберга о риторике. На русском языке до сих пор нет ничего лучше этого — именно как учебного пособия.
— Чем Вам особенно запомнилась книга «Занимательная Греция»?
— Тем, что она не просто воспроизводит на новом витке древние жанры греческой литературы, но является, если угодно, введением в антропологическое чтение древних авторов. Возможно, скоро настанет время для более подробного разговора об этом.
— «Капитолийская волчица» вышла в свет в 2008 году, уже после смерти автора. Насколько неожиданным для Вас было появление книги?
— Мне трудно ответить на этот вопрос, это было какое-то мрачное удовлетворение, что рукописи не горят, так сказать. Вместе с тем парадоксальное достоинство этой книги в ее краткости, то есть в том, что она подготовит молодых читателей и их родителей к пробуждению интереса искать и читать дальше — и переводы самого Гаспарова, и книгу о греческой мифологии А. А.  Тахо-Годи, о Риме — Г. С. Кнабе.
— Вы — автор интереснейшего путеводителя по античному Риму. Вспоминается история о том, как Михаил Леонович впервые приехал в Грецию, где ему предложили показать окрестности, а он в ответ сказал, что сам все знает и может провести экскурсию. Расскажите о том, как на Вас повлияли работы Михаила Леоновича, общение с ним — ведь после завершения работы в ИМЛИ вы обменивались письмами.
— Как я уже говорил, у меня сохранилась, к сожалению, только малая часть этой переписки. Что же касается невозможности для целых поколений исследователей выезжать в страны, как когда-то говорили, «изучаемых языков», то это страшная беда. Книжное знание, в том числе топографии городов, нуждается в физической верификации. Мы много раз обсуждали травму, которую испытывал человек при встрече с тем, что он когда-то, как ему казалось, досконально изучил в бумаге, и вот теперь оно раскрылось ему на ощупь и как бы для приема внутрь, в запахе и цвете. Мне приходилось обсуждать это во время совместных путешествий с А. Э. Штекли и В. М. Смириным, с Г. С. Кнабе и С. Ю. Неклюдовым, а с М. Л. Гаспаровым — в библиотеке или в институте, и вывод из всех этих разговоров был один. Едва начав изучение Античности или немецкого Средневековья, да чего угодно, необходимо отправлять своих студентов в поле, на место событий, знакомиться с тамошними специалистами, с международным студенчеством.
— Одна их Ваших научных специальностей — изучение разных аспектов мифологии. Наше издательство выпустило еще одну восстановленную по рукописям книгу Михаила Леоновича — «Занимательная мифология. Сказания Древней Греции». Как Вы думаете, чем данная книга отличается от других книг по греческой мифологии (скажем, книги Стивена Фрая «Миф. Греческие мифы в пересказе»)?
— У этих книг, хоть они и очень разные, общая функция. Автор, перечитавший по-новому то, что ему было давным-давно известно, но увидевший новыми глазами, обнаруживает что-то необычное и неожиданное в этом своем новом восприятии, и вот этот самый момент новизны старается закрепить на бумаге. Потому что без него и после него никто уже этого не сделает. Так художники новых эпох создают реплики каких-то хрестоматийных и как бы выученных наизусть произведений. Это — неожиданный подарок следующему поколению. Это — действие человека в своем времени, культурное строительство.
— Гасан Чингизович, благодарим Вас за беседу! Какое Вы бы дали напутствие читателю, возможно, еще не знакомому с книгами Михаила Леоновича Гаспарова?
— На этот вопрос отвечу непрямо. В начале нашего столетия я получил неожиданный заказ — написать несколько совсем коротких статей в американскую энциклопедию русской культуры после 1945 года. Мне удалось включить в словник М. Л. Гаспарова. Написал о нем микроскопическую заметку. Какова же была моя обида, когда я увидел в словаре на том месте, где должен был быть Гаспаров, статью об Аркадии Гайдаре. Мне потом так и объяснили, что Гайдар занял место Гаспарова. Почему так сделали, даже и не знаю. Возможно, в знак уважения к тоже теперь уже покойному внуку Аркадия Гайдара — Егору Тимуровичу. Не знаю. Но вот в чем я уверен, так это в том, что Михаил Леонович посмеялся бы над эдаким конфузом. Говорю это еще и к тому, что Гаспаров — идеальный учитель на расстоянии. Мало кто представляет себе, как тяжело ему давались распевные выступления с подавленным заиканием. И наоборот, когда он расслаблялся и пять-шесть раз тщетно пытался выговорить слово, диалог на первый взгляд затухал, но ты успевал лучше продумать высказанную им мысль.
Вот эта заметка, написанная в 2006 году предельно сухо — как подражание самому Михаилу Леоновичу:

Гаспаров Михаил Леонович (13.04.1935, Moscow — 7.11.2005, Moscow) филолог-классик, переводчик, литературовед и оратор. Автор фундаментальных работ по истории и теории русского стиха, а также сотен поэтических и прозаических переводов с древних и новых языков. Окончил в 1957 году филологический факультет МГУ, после чего работал в Институте мировой литературы АН СССР. С 1990-х годов до конца жизни был сотрудником Института русского языка РАН и Института высших гуманитарных исследований РГГУ. Несмотря на тяжелую форму заикания, преодоленную специальными упражнениями, стал одним из лучших академических ораторов России второй половины XX века. Сочетание исследовательского таланта и переводческого мастерства с феноменальной творческой продуктивностью отразились в полушутливой легенде о наличии у Г. таинственного двойника или близнеца. Отличался необычайной отзывчивостью как наставник молодежи. Работы по теории русского стиха и поэтического перевода породили волну подражаний.

Литература:
Сапогов В. А. Гаспаров // Краткая литературная энциклопедия. М., 1978. Т. 9. С. 222.