статья
30 марта 2024
Кто такие пасхальные ведьмы?
Ведьмы в Швеции — такой же привычный атрибут Пасхи, как расписные яйца, праздничная сдобная выпечка и кролики в других христианских странах. Этой необычной пасхальной традиции Сельма Лагерлёф посвятила целую главу книги воспоминаний о своем детстве.
По шведским народным поверьям, перед Пасхой ведьмы летят к мифическому острову Блокулла (швед. Blåkulla) на шабаш. В эти дни в доме писательницы взрослые мастерили для детей чучело пасхальной ведьмы.
Блокулла
«Как же замечательно, что пришел канун Пасхи, думаем мы.
Ближе к вечеру две служанки обычно вышмыгивают с узелком одежды под мышкой вон из кухни и спускаются к скотному двору, на сеновал. Изо всех сил стараются уйти незаметно, тайком, чтобы мы, дети, не видали, только мы все равно знаем: они будут делать пасхальную ведьму.
На сеновале служанки обычно разыскивают длинный узкий мешок и набивают его сеном и соломой. Затем надевают на мешок старую, рваную и грязную юбку, самую что ни на есть завалящую, и кофту, затертую спереди, с дырками на локтях. Рукава кофты тоже набивают сеном и соломой, чтобы придать им естественную округлость, но что из рукавов вместо рук с пальцами торчит солома, их ни капельки не волнует.
Из грубого серого кухонного полотенца ведьме сооружают голову. Связывают все четыре угла, набивают сеном, рисуют углем глаза, нос, рот и прядку-другую волос, привязывают к мешку, а сверху нахлобучивают большую старую шляпу, которой экономка пользуется летом, пересаживая пчелиный рой.
Когда ведьма более-менее готова, ее несут с сеновала к жилому дому. Затаскивать ее в дом не разрешается, служанки останавливаются на крыльце, на площадке широкой лестницы, выносят из кухни стул и усаживают ее. Затем они притаскивают из прачечной длинный печной совок и веник, прислоняют их к кухонному стулу, ведь, коли не будет у пасхальной ведьмы при себе веника да совка, никто не поймет, кто она такая. Кроме того, обычно они привязывают ей к поясу передника грязный коровий рог, наполненный колдовской мазью, какой натираются ведьмы, собираясь лететь на шабаш. В рог вставляют длинное перо, а напоследок вешают ведьме на шею старую почтовую сумку. <…>
Выйдя на крыльцо, мы видим пасхальную ведьму, которая сидит там и пялится на нас своими угольными зенками, и притворяемся, будто робеем, будто перед нами настоящая ведьма, держащая путь на шабаш, хоть она сейчас и отдыхает на кухонном стуле у входа в Морбакку. Мы нисколечко ее не боимся, знаем ведь, что это всего-навсего соломенная кукла, однако ж нам положено оробеть, иначе две служанки, соорудившие ее для нас, трудились понапрасну».
Ближе к вечеру две служанки обычно вышмыгивают с узелком одежды под мышкой вон из кухни и спускаются к скотному двору, на сеновал. Изо всех сил стараются уйти незаметно, тайком, чтобы мы, дети, не видали, только мы все равно знаем: они будут делать пасхальную ведьму.
На сеновале служанки обычно разыскивают длинный узкий мешок и набивают его сеном и соломой. Затем надевают на мешок старую, рваную и грязную юбку, самую что ни на есть завалящую, и кофту, затертую спереди, с дырками на локтях. Рукава кофты тоже набивают сеном и соломой, чтобы придать им естественную округлость, но что из рукавов вместо рук с пальцами торчит солома, их ни капельки не волнует.
Из грубого серого кухонного полотенца ведьме сооружают голову. Связывают все четыре угла, набивают сеном, рисуют углем глаза, нос, рот и прядку-другую волос, привязывают к мешку, а сверху нахлобучивают большую старую шляпу, которой экономка пользуется летом, пересаживая пчелиный рой.
Когда ведьма более-менее готова, ее несут с сеновала к жилому дому. Затаскивать ее в дом не разрешается, служанки останавливаются на крыльце, на площадке широкой лестницы, выносят из кухни стул и усаживают ее. Затем они притаскивают из прачечной длинный печной совок и веник, прислоняют их к кухонному стулу, ведь, коли не будет у пасхальной ведьмы при себе веника да совка, никто не поймет, кто она такая. Кроме того, обычно они привязывают ей к поясу передника грязный коровий рог, наполненный колдовской мазью, какой натираются ведьмы, собираясь лететь на шабаш. В рог вставляют длинное перо, а напоследок вешают ведьме на шею старую почтовую сумку. <…>
Выйдя на крыльцо, мы видим пасхальную ведьму, которая сидит там и пялится на нас своими угольными зенками, и притворяемся, будто робеем, будто перед нами настоящая ведьма, держащая путь на шабаш, хоть она сейчас и отдыхает на кухонном стуле у входа в Морбакку. Мы нисколечко ее не боимся, знаем ведь, что это всего-навсего соломенная кукла, однако ж нам положено оробеть, иначе две служанки, соорудившие ее для нас, трудились понапрасну».
Важная часть праздника — обмен письмами с рисунками и самодельными открытками.
«Постояв немного, поглядев с почтительного расстояния на пасхальную ведьму, мы тихонько, осторожно спускаемся по лестнице, подходим ближе. Пасхальная ведьма при нашем приближении сидит не шелохнется, и под конец кто-нибудь, расхрабрившись, запускает руку в почтовую сумку. Старая, отслужившая свое почтовая сумка обычно с виду вроде как битком набита, и мы все время внимательно к ней присматриваемся. Но тот, кто запустил в сумку руку, поневоле взвизгивает, не от испуга, а от восторга, потому что сумка полнехонька. Целыми пачками мы достаем большие, запечатанные сургучом письма. Все с перьями, будто сами сюда летели, и все адресованы Юхану, Анне, Сельме или Герде. Все письма нам, детям, взрослым — ни строчки.
Забрав письма, мы сразу теряем к ведьме всякий интерес. Уходим в дом, садимся в зале вокруг стола, вскрываем пасхальные письма. Очень веселое занятие, ведь пасхальные письма не написаны черными чернилами, как обычные, они нарисованы. На листе бумаги красками изображен пасхальный ведьмак или ведьма, по одному в каждом письме, с совками, и вениками, и рогами, и прочими пасхальными причиндалами в руках.
Письма у нас самые разные. Одни вправду разрисованы малышами, по другим заметно, что не обошлось без помощи взрослых. И не все очень уж красивые, да нам это и не требуется. Главное — получить побольше, чтобы после хвастаться в церкви, при встрече с кузинами из Гордшё.
Вообще-то неправда, что в пасхальных письмах ничего не пишут. Иной раз написано очень много, но тогда уж непременно в стихах. Только со стихами не очень-то весело, ведь это попросту давние пасхальные вирши, которые повторяются из года в год и давным-давно затвержены наизусть».
Забрав письма, мы сразу теряем к ведьме всякий интерес. Уходим в дом, садимся в зале вокруг стола, вскрываем пасхальные письма. Очень веселое занятие, ведь пасхальные письма не написаны черными чернилами, как обычные, они нарисованы. На листе бумаги красками изображен пасхальный ведьмак или ведьма, по одному в каждом письме, с совками, и вениками, и рогами, и прочими пасхальными причиндалами в руках.
Письма у нас самые разные. Одни вправду разрисованы малышами, по другим заметно, что не обошлось без помощи взрослых. И не все очень уж красивые, да нам это и не требуется. Главное — получить побольше, чтобы после хвастаться в церкви, при встрече с кузинами из Гордшё.
Вообще-то неправда, что в пасхальных письмах ничего не пишут. Иной раз написано очень много, но тогда уж непременно в стихах. Только со стихами не очень-то весело, ведь это попросту давние пасхальные вирши, которые повторяются из года в год и давным-давно затвержены наизусть».
Как отмечают исследователи скандинавского фольклора, раньше в Швеции существовал обычай прятать в этот день метлы и стрелять в воздух, жечь костры и запускать фейерверки. Этот обряд, как можно понять из рассказа Сельмы Лагерлёф, сохранялся и во второй половине XIX века.
«Мы хохочем и говорим, что улетела она очень вовремя, ведь из конторы, где заряжал два папенькиных ружья, аккурат выходит Пер из Берлина, финн, прирожденный охотник. Он становится на каменную плиту у дверей конторы и палит в воздух из обоих ружей. Мы конечно же понимаем, что стреляет он по ведьмам, хоть нам их и не видать, но Пер из Берлина, финн, видит зорче других и наверняка знает, что делает».
Приблизительно в начале XIX века в Швеции появилась пасхальная традиция ряженья в ведьму.
«Когда время близится к четырем, по обыкновению приходит экономка и сообщает, что на крыльце сидит страшная ведьма и что нам надо бы остерегаться выходить, пока она там. А мы сию же минуту выбегаем вон из детской поглядеть на нее. <…>
Пасхальная ведьма точь-в-точь такая, как всегда, так что по-настоящему мы ее совершенно не боимся. Из рукавов, как всегда, торчит солома. Глаза, нос, рот и прядка-другая волос намалеваны углем на сером кухонном полотенце. На плечах у ведьмы скотницына шаль, на шее — почтовая сумка, к поясу передника подвешен старый грязный коровий рог.
На сей раз именно я прежде других запускаю руку в почтовую сумку. Но едва нащупываю письма, как ведьма вскакивает, хватает перо, торчащее из коровьего рога, и мажет мне лицо колдовской мазью.
Что за притча? Как такое возможно? Я взвизгиваю от ужаса и бегу прочь, но соломенная ведьма тоже умеет бегать, стремглав гонится за мной, с пером, чтобы мазать меня колдовской мазью. Шлепает по лужам, брызги так и летят во все стороны.
Мало того, что я перепугана, вдобавок очень уж странно, что соломенная ведьма способна двигаться. Как только она вскочила со стула, мне почудилось, будто зашатались мировые основы. Бегу, а в голове мельтешат мысли, тревожные и путаные. Ведь коли старый, набитый соломой мешок может ожить, то, верно, и мертвые могут восстать из могил, а в лесу водиться тролли — словом, возможно что угодно, хоть самое жуткое и диковинное.
Я с криком бегу вверх по ступенькам к двери — только бы добежать до взрослых, они-то наверняка меня защитят. Анна, Герда и Юхан мчатся впереди меня туда же. Испугались не меньше, чем я.
А взрослые на крыльце смеются:
— Голубчики, не надо бояться. Это всего-навсего нянька Майя.
Тут я понимаю, как глупо мы себя повели. Ведь нянька Майя просто нарядилась пасхальной ведьмой. Ох, ну как же мы сразу-то не догадались? Вот досада — позволили так себя напугать!»
Пасхальная ведьма точь-в-точь такая, как всегда, так что по-настоящему мы ее совершенно не боимся. Из рукавов, как всегда, торчит солома. Глаза, нос, рот и прядка-другая волос намалеваны углем на сером кухонном полотенце. На плечах у ведьмы скотницына шаль, на шее — почтовая сумка, к поясу передника подвешен старый грязный коровий рог.
На сей раз именно я прежде других запускаю руку в почтовую сумку. Но едва нащупываю письма, как ведьма вскакивает, хватает перо, торчащее из коровьего рога, и мажет мне лицо колдовской мазью.
Что за притча? Как такое возможно? Я взвизгиваю от ужаса и бегу прочь, но соломенная ведьма тоже умеет бегать, стремглав гонится за мной, с пером, чтобы мазать меня колдовской мазью. Шлепает по лужам, брызги так и летят во все стороны.
Мало того, что я перепугана, вдобавок очень уж странно, что соломенная ведьма способна двигаться. Как только она вскочила со стула, мне почудилось, будто зашатались мировые основы. Бегу, а в голове мельтешат мысли, тревожные и путаные. Ведь коли старый, набитый соломой мешок может ожить, то, верно, и мертвые могут восстать из могил, а в лесу водиться тролли — словом, возможно что угодно, хоть самое жуткое и диковинное.
Я с криком бегу вверх по ступенькам к двери — только бы добежать до взрослых, они-то наверняка меня защитят. Анна, Герда и Юхан мчатся впереди меня туда же. Испугались не меньше, чем я.
А взрослые на крыльце смеются:
— Голубчики, не надо бояться. Это всего-навсего нянька Майя.
Тут я понимаю, как глупо мы себя повели. Ведь нянька Майя просто нарядилась пасхальной ведьмой. Ох, ну как же мы сразу-то не догадались? Вот досада — позволили так себя напугать!»
В XX веке образ шведской пасхальной ведьмы стал популярен благодаря открыткам.
В современной Швеции праздник пасхальных ведьм стал детской забавой. Девочки наряжаются ведьмами, ходят по домам с ивовыми или березовыми прутьями, которые украшают яркими перьями. Маленькие ведьмы «освящают» дом, дарят хозяевам самодельные открытки с поздравлениями, получая взамен сладости или крашеные яйца.
