статья
27 января 2024
О дуэли Онегина и Ленского, Нарушении правил игры и людях-игрушках
нарушении правил игры и людях-игрушках
Один из разделов «Комментария» Юрия Лотмана к «Евгению Онегину» — «Внутренняя хронология романа». Опираясь на указание Пушкина «начало событий романа совпадает с концом 1819 года» и авторское примечание «…смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю», ученый установил год рождения каждого героя, время действия глав и отдельных эпизодов «Евгения Онегина». Так, по расчетам Лотмана, дуэль Онегина и Ленского произошла 27 января 1821 года (14 января по старому стилю) — через день после именин Татьяны, где произошла их ссора.
«…автор явно рассчитывает на то, что читатель непосредственно знаком с атмосферой эпохи. <…> Это придает внутренней хронологии романа исключительно большое значение, тем более что Пушкин подает о ней неназойливые, но весьма определенные сигналы», — отмечает Лотман. Он рассматривает дуэль — важнейший феномен пушкинской эпохи — не только как культуролог, но и как семиотик (исследователь знаковых систем), указывая на все нарушения правил поединка — авторские сигналы, крайне важные для понимания романа.

Дуэль как знак времени и знаковая система
Мода на дуэли пришла в Россию в петровское время, тогда же, пишет Лотман, поединки были официально запрещены, и приводит выдержку из «Патента о поединках и начинании ссор» (1716):
«Ежели случится, что двое на назначенное место выдут, и один против другаго шпаги обнажат, то Мы повелеваем таковых, хотя никто из оных уязвлен или умерщвлен не будет, без всякой милости, такожде и секундантов или свидетелей, на которых докажут, смертию казнить и оных пожитки отписать. <…> Ежели же биться начнут, и в том бою убиты и ранены будут, то как живые, так и мертвые повешаны да будут».
Находясь под формальным запретом, дуэль как «поединок, происходящий по определенным правилам парный бой, имеющий целью восстановление чести, снятие с обиженного позорного пятна, нанесенного оскорблением» продолжала существовать в качестве института корпоративной чести вне закона. Дуэль подразумевала «наличие строгого и тщательно исполняемого ритуала», и «только пунктуальное следование установленному порядку отличало» ее от убийства.

Поводом для дуэли могло стать не только прямое унижение чести оппонента или его дамы, но даже неудачная шутка или неуместное высказывание. Поединки иногда происходили и по совсем ничтожным поводам. Стоит вспомнить цитату из «Путешествия из Петербурга в Москву» Александра Радищева:
«Бывало хоть чуть-чуть кто-либо кого по нечаянности зацепит шпагою или шляпою, повредит ли на голове один волосочик, погнет ли на плече сукно, так милости просим в поле…»
Может показаться странным, но при необходимости точного соблюдения правил дуэли кодифицированной дуэльной системы в России не существовало. Строгость в соблюдении правил «достигалась обращением к авторитету знатоков, живых носителей традиции и арбитров в вопросах чести». Такую роль в «Евгении Онегине» выполняет «в дуэлях классик и педант» Зарецкий — секундант Ленского и, по сути, единственный распорядитель поединка.
μωρία
«Теперь сходитесь». Что не так с дуэлью Онегина и Ленского?
В «Комментарии» к «Евгению Онегину» Юрий Лотман подробно объясняет, какие правила дуэли были нарушены сразу несколькими ее участниками.
1. Оскорбленная сторона отправляет к сопернику своего секунданта. Передавая Онегину записку с вызовом (картель), Зарецкий обязан был обсудить возможности примирения. Вместо этого он «встал без объяснений <…> Имея дома много дел».

2. Секунданты, как и противники, должны быть социально равными. Онегин в качестве секунданта взял с собой лакея Гильо.

3. Секунданты должны были встретиться накануне без противников и составить правила поединка. Это условие не было соблюдено, Зарецкий и Гильо встретились прямо перед дуэлью.

4. «Явившийся вовремя обязан ждать своего противника четверть часа». Онегин опоздал более чем на час. Зарецкий имел все основания не допустить кровавого исхода, объявив Онегина неявившимся.

5. Прямо перед началом дуэли секунданты обязаны предложить противникам примирение. «Инициатива могла исходить только от Зарецкого (Гильо никакой активной роли, очевидно, играть не мог, возможности высказать мирные намерения от собственного
лица Онегин был лишен — это было бы сочтено трусостью)".

6. Противники на поле боя не вступают ни в какие непосредственные сношения. Онегин вопреки правилам обращается к Ленскому, демонстративно игнорируя Зарецкого.

Репин И. Е. «Евгений Онегин». Дуэль Онегина с Ленским. 1899. Иллюстрация из издания «Евгений Онегин с комментариями Ю. М. Лотмана. В 2-х книгах»

И Онегин, и Зарецкий нарушают правила дуэли. Онегин — чтобы «продемонстрировать свое раздраженное презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой все еще не верит», а Зарецкий смотрит на дуэль как на забаву, занятную историю, которой можно будет потом развлечь общество в один из вечеров.
Люди-игрушки, люди-автоматы
Лотман подчеркивает «способность дуэли лишать [людей] их собственной воли и превращать в игрушки и автоматы». Этот факт особенно важен для понимания образа Онегина. В шестой главе он изменяет себе: против собственного желания «признает диктат норм поведения, навязываемых ему Зарецким и „общественным мнением“, и тут же, теряя волю, становится куклой в руках безликого ритуала дуэли». В творчестве Пушкина можно встретить целую галерею «оживающих» статуй, но есть, отмечает Лотман, и цепь живых людей, превращающихся в автоматы. Онегин выступает как родоначальник этих персонажей. Основным механизмом, при помощи которого общество, презираемое Онегиным, все же властно управляет его поступками, становится боязнь быть смешным или сделаться предметом сплетен.
«…в начале XIX века нерезультативные дуэли вызывали ироническое отношение. При отсутствии твердо зафиксированных правил резко возрастало значение атмосферы, создаваемой вокруг поединков бретерами — хранителями дуэльных традиций. Эти последние культивировали дуэль кровавую и жестокую. Человек, выходивший к барьеру, должен был проявить незаурядную духовную самостоятельность, чтобы сохранить собственный тип поведения, а не принять утвержденные и навязанные ему нормы. Так, например, поведение Онегина определялось колебаниями между естественными человеческими чувствами, которые он испытывал по отношению к Ленскому, и боязнью показаться смешным или трусливым, нарушив условные нормы поведения у барьера».
Дуэль как игра
Отнесение дуэли к сфере игры может показаться неожиданным. Но именно так на этот дворянский обычай смотрит нидерландский историк и культуролог Йохан Хёйзинга. В своем исследовании Homo ludens он пишет, что
«…дуэль по своей сущности — это ритуальная игровая форма, это регламентация внезапно свершающегося убийства, вызванного безудержным гневом. Место схватки — это игровое пространство, равное оружие должно быть тщательно сверено; подается знак к началу и к прекращению дуэли, предписывается число выстрелов. Появление крови уже самого по себе достаточно для выполнения требования, чтобы честь была отомщена кровью».
Почему же «игра», состоявшаяся 27 января 1821 года, завершилась трагедией? Вспомним о двух основных принципах игры как особого феномена культуры. По Хёйзинге, это:
 — свобода;
 — упорядоченность игры, неукоснительное следование ее правилам.
Применяя теорию Хёйзинги к пушкинскому роману, нельзя не заметить, что Онегин, боясь быть осмеянным, принимает вызов Ленского против своей воли. Зарецкий не пытается остановить кровопролитие, хотя прекрасно понимает, что дело заключается в недоразумении. И он, и Онегин нарушают правила дуэли. Так, утрата игрового элемента дуэли ведет к разрушительным последствиям: «во цвете радостных надежд» погибает Ленский, Онегин становится «убийцей поневоле», начинается его «безостановочное бегство от тоски».